проще всего говорить о вещах, когда не имеешь о них ни малейшего представления.
последние майские дни были ни на что не похожими. а теперь июнь. мне сложно описать, но эти оставшиеся дни до седьмого, в них заключены все прожитые здесь три месяца. у меня такое чувство, словно я внутри воздушного шара - не вздохнуть. и шар этот привязан, он где-то в воздухе, он держится неподвижно, какие бы сильные порывы ветра и не были за его пределами. ничего. ничего.
и я бросаюсь вперед изо всех сил, чтобы приблизить максимально этот четверг, я очень тороплюсь, но вместе с тем и боюсь, и слишком сильно не хочу приближения этой даты так скоро. потому что нет ничего мучительней того факта, что мне придется увидеть тебя после долгой разлуки и в тот же день, через несколько часов, одновременно попрощаться на месяцы.
porca troia.

он спрашивает: "почему?" - мне сложно ответить. никогда бы не подумала, ведь правда, для простых вопросов объяснение найти почему-то всегда сложнее всего. я воспитываю себя. я испытываю себя на прочность, все чаще и чаще, всевозможными способами, ежедневно. я хочу знать, мне важно знать, что я могу; из чего я. мне важно с каждым разом становиться все сильнее, бороться с собой, учиться управлять, запрещать, не позволять, сдерживать. это словно война, к цели которой я приближаюсь каждую минуту. это война, в которой день за днем из крайности в крайность. это история, которая становится все более опасной.
он говорит: "остановись, зачем это тебе нужно?" - а я только смеюсь и пожимаю плечами - что мне ему сказать, ну что мне ему сказать.

beirut - rhineland (heartland)

вся суть в том, что мне необходимо уходить и возвращаться. это как качели: ты стремительно летишь ввысь, едва держась; достигаешь желаемой отметки, какого-то пика, а потом опускаешься плавно. и вот этот момент наверху, на самой его вершине, когда замирает внутри и обрывается, этот момент - как раз то, что я всегда испытываю перед возвращением обратно, куда бы то ни было, к чему-то, к кому-то; не к прежнему, но к иному, обновленному. эта самая секунда важнее всех предыдущих пройденных. она предельно важна. она непреодолимо главнее всех слов. это как на гребне волны, на самом краю. это как маятник.

черт возьми, эти короткие мгновения перед возвращением - бесценны. это то, ради чего я готова сотни раз упасть.

этот человек - мои семнадцать. мои безрассудства и глупости, мои бессоные ночи и звездное небо. мои вечера на четырнадцатом этаже через пыльные чердаки, с расстеленым пледом на гладких листах крыш и смехом.
я - его истории, его смущение и взгляд из под ресниц. я - его музыка, клетчатые рубашки, его поезда и вокзалы, его летние рассветы у реки. так странно, мы все и ничто друг для друга, но мы связаны. один из нас всегда незримо там, где другой.
в который раз: ты меня спасаешь, даже если сам не знаешь об этом.

все эти слова и фразы нерассказанные, невыписанные, тысячами тысяч собираются, складываются; будто бы есть во мне какой-то невидимый подвал, в котором, должно быть, их скопилось уже количество невыразимое, неисчесляемое. и они перебродившие внутри, засахаренные, как вино, как мед. им нет конца; но что будет, если подвал этот однажды заполнится до отказа?

это невыразимо: дождь наискосок, пахнет мокрым деревом и хвоей, крупные капли падают на лицо и тебе нет никакого дела вовсе, что твое платье - хоть выжимай. с волос капает вода, вода повсюду, холодная, но от этого бросает в жар, потому что вот он, вот он этот ливень, и гром гремит в облаках, облаками все небо затянуто, бледно-голубое, высокое, светло-серым, с дымкой. гром гремит, ветер налетает из ниоткуда порывами, бросая дождевые капли пригоршнями в лицо, и вот уже тебя нет, и города нет тоже; все слилось в единый поток, всплеск, шорох, шелест, шум. и больше ничего не остается, кроме как дышать полной грудью, впускать в себя это неистовство, это неудержимое безумие, и запоминать, и хранить, и быть такой же впредь безграничной.
быть такой, которой нет конца.

если подумать как следует, то я же, по-сути, всегда была сторонником чего-то вечного, нерушимого; такого, чтобы надолго, очень надолго, если не насовсем. существовало что-то такое, глубоко, стоило в этом признаться.